читать дальше
Жонглёры.
Тук-тук-тук. Стукаются друг о друга шарики жонглёра. Трещит пламя факелов. Шелестит бумага в руках девушки-данмера, сидящей на полу в кольце света.
И одновременно – сияет, тускло переливается слабеющий Призрачный Предел. Смеются, рыдают, шепчут, кричат Спящие и Грезящие. Свирепеют бури, нападают на путников корпрусные твари. Бьётся глубоко под землёй сердце Лорхана.
Тук-тук-тук…
- Кажется, я немного поторопилась, когда сказала, что у меня больше нет вопросов, - голос у девушки низкий, уверенный и резкий. Довольно неприятный, надо отметить. Некоторым он напоминает свист ветра, рассекаемого её любимой дайкатаной, сейчас небрежно лежащей возле стеллажа с книгами. Сама Микарисса называет это глупой лирикой, но особенно не оспаривает. Наверное, потому, что сама довольно сентиментальна в глубине души. – Этот документ содержит несколько несостыковок с тем, что я вижу. В частности…
Девушка пружинисто вскакивает с облюбованного местечка у дальней стены и несколькими шагами преодолевает расстояние до возвышения в центре комнаты. Обходит его, попадая наконец в моё поле зрения. Физического зрения, разумеется.
- Если, гм… Кожа цвета пепла и глаза цвета огня… Это благословение и милость, как утверждает ваш коллега, лорд Сота Сил, то что же подвигло вас, о Божественный, - ни в тоне, ни в жестах, ни во взгляде эльфийки нет ни намёка на насмешку, но слово звучит почти как оскорбление, - изменить их? Кожу лишь частично, а вот глаза – полностью… Нет ли в этом некоторого противоречия?
- Ты и сама знаешь ответ на свой вопрос, Возродившаяся, - на мгновение, нет, даже на какую-то ничтожную долю секунды я чувствую себя бесконечно усталым. Впрочем, ощущение проходит так быстро, что не исключено, что это была игра воображения. – Многое изменилось, ещё большее – утеряно навсегда.
Некоторое время Микарисса неподвижно смотрит на меня. Её глаза действительно напоминают огонь, когда не скрыты шлемом. Как сейчас, например.
- Изменилось, да? – невнятно шепчет она, мгновенно разозлившись и сама слабо понимая, из-за чего. И чем сильней она злится, тем тише говорит. «Значит ли это, что замолчав, она начинает убивать?» - всплывает мысль, но я не придаю ей значения.
Тёмная эльфийка снова отошла, усевшись на пол в прежней позе. Развернула один из свитков, разбросанных на полу и недавно ею прочитанных, наскоро пробежала глазами. Заговорила вновь – скорее сама с собой, нежели со мной, но в этом месте между нами двоими это не имеет особого значения.
- Не такая уж принципиальная разница между двумя версиями произошедшего под Красной Горой. Там немного больше подробностей, там несколько смещены акценты, но единственное различие сюжета – от чего же умер Неревар. От ран или, гм, от любимых советников, - отбрасывает свиток, берёт другой, но не разворачивает, а рассеяно похлопывает им по ладони. – Учитывая то, что всё же умер, нет разницы, от чего. Что печально – это нерешительность. Нерешительность Дагота, который не уничтожил Орудия сразу. Нерешительность Неревара, который поехал советоваться… - Последнее слово пропитано ядом похлеще кинжалов Мораг Тонг. Только что не дымится.
Девушка поднимается – на этот раз мягко, неторопливо. Собирает разбросанные свитки, заталкивает в тубусы и аккуратно, со вкусом расставляет на стеллажах рядом с книгами. Придирчиво изучает результат, дёргая себя за короткую прядку рыжих волос. Для воительницы у неё, пожалуй, неожиданно страстная любовь к наведению порядка и уюта. Закрепляет за спиной дайкатану – безымянную, что неудивительно, если вспомнить слова про «глупую лирику». Последним поднимает шлем из кости северного тролля, любовно стряхивает книжную пыль, надевает, прячет огненные глаза и волосы. Нетипичной для неё медленной походкой направляется к выходу – дверь кажется ей символом начала конца, начала похода, из которого она вполне может не вернуться. Хотя говорить ей об этом не стоит – выльет ушат раздражения и заявит, что уж она-то в своих силах уверена.
«Есть и ещё кое-что, Лорд Вивек. Я не скажу это вслух, разумеется. Нет нужды – это не вопрос, а если и вопрос, то я и сама знаю ответ на него. Это просто небольшое рассуждение, логическая цепочка. Вы сказали кое-что важное. Единственное, о чём вы, о светоч поэзии и воинского искусства, жалеете – нарушение клятвы, данной Азуре. Но не будь нарушения, вы бы не стали, гм, тем, что вы есть, и народ кимеров не достиг бы, кгхм, нынешнего процветания… Вы слишком умны, стары и расчётливы, чтобы бросать подобные слова на ветер. Вы жалеете об этом. Не надо лишних слов. Мы ещё встретимся как-нибудь – не раз, я полагаю – и побеседуем. Об ошибках. О божественной и полубожественной сущности. О горечи смертного существования. До встречи.»
«Удачи тебе, Нереварин.»
Стучат шарики в руках жонглёра…
***
Спустя неделю Микарисса Фалану вернулась в город Вивек с победой, навсегда избавив Морровинд от угрозы со стороны Дагот Ура.
Через месяц она, судорожно хватая ртом воздух, выдернула клинок из тела Альмалексии, с трудом удерживаясь от искушения пнуть его.
Ещё через три года – отправилась с экспедицией на Акавир, привлечённая бесчисленными слухами и легендами.
По прошествию полугода её, истощенную, потерявшую памать и утратившую рассудок, выбросило штормом на побережье невдалеке от графства Анвил. Её глаза не ослепли, но навсегда покрылись странной розоватой пеленой, а волосы выцвели до бледно-голубого цвета. Других выживших в экспедиции не было, а эльфийка была не в состоянии поведать хоть что-то о произошедшем на далёких восточных берегах.
Спустя ещё какое-то время безымянная, безумная эльфийка дотронулась до странных врат в Нибенейской бухте, заворожённая насмешливым голосом лорда Дэйдра.
И лишь потом, получив титул и силы принца Безумия, Микарисса вспомнила своё имя и свою прошлую жизнь – всю, кроме той самой экспедиции. Впрочём, для неё это уже не имело особого значения.
Её следующая беседа с Вивеком на тему божественной сущности получилась весьма занимательной.
Дочитавшие - умоляю, черкните хотя бы строчку! Я алкаю фидбэка, как умирающий в пустыне...