Жена называла его – «Чудик». Иногда ласково.(с) Шукшин Василий
Фэндом: Tes 3: Morrowind
Рейтинг: G
Жанр: зарисовка
Дисклеймер: TES принадлежит Bethesda, Эшлендеры принадлежат Bethesda, все принадлежит Bethesda
Мерно жужжат и кружатся веретена в жилистых руках немолодых женщин.
Мерно жужжат и кружатся веретена в жилистых руках немолодых женщин. Гулом полнится юрта, треском поленьев в ошаке, свистом ветра в сочленениях прутьев и шкур. На стенах звенят-качаются светильники и наполняют задымленное жилище красно-желтыми отсветами. В их тусклом сиянии жирно поблескивают едва высушенные панцири шалков.
Сильные руки сматывают длинные топорщащиеся нити в тугой моток, чтобы потом соткать из них узорчатое покрывало на невестину голову. И сама невеста – девочка-девушка накручивает, разглаживает, собирает, бессонными глазами да на грубые нити смотрит, узловатыми пальцами шерсть мнет.
Под светом пламени желтые мотки пряжи приобретают красноватый оттенок. На темно-коричневых шкурах – зеленые пятна вручную тканых картин.
Горящие поленья взрываются треском, и сноп золотых искр рассыпается в застывшем воздухе.
Когда луна скрывается за облаками, и Госпожа Азура вступает в свои владения, лагерь загорается дюжиной факелов. Охотники безмолвно уходят в Пепельную пустошь. Тихо переговариваются женщины, стирая одежду в грубо сколоченных корытах.
Покрытые соленым потом, их спины приветствуют Солнце.
Невидимый пепел оседает на коже и пропитывает ее насквозь.
А ночью – опять за работу. До боли в суставах перематывать пряжу на мотовило – по священному числу, шестнадцать нитей. Каждая нить – негласная молитва о защите, подношение тем, кого оседлые богохульники променяли на триумвират лжецов и предателей. Каждая нить – идол в несуществующий родовой склеп. Стены его озарены зыбким мерцанием свеч, и тени от статуй и постаментов сливаются воедино, и у подножий постаментов – прах незабытых поколений, чтимый и хранимый от начала и до самого конца.
Двое сидящих в юрте женщин чувствуют ту самую интимную близость, сопутствующую одухотворенному одиночеству. Наедине с этим бесплотным подношением предкам, они уединены в себе и молчат. Друг напротив друга перебирают перемотанную пряжу.
Чуть слышно скрипят остовы юрты. Костяные трубки на входе выстукивают одной Ноктюрнал известный ритм. Ветер поет колыбельные в полых стволах высохших деревьев. Изредка над стоянкой далеким эхом звучит клич скального наездника.
Плеск воды и громкое шипение огня на мгновение разрушают тишину спящего лагеря.
Наутро возвращаются охотники. Четверо мужчин несут большую тушу старой никс-гончей. Панцирь ее выцвел и посерел. Пуговичные глаза глубоко запали, а единственно видимый правый глаз наполовину вытек. Из левой глазницы торчит стрела, видимо, застрявшая в черепной кости.
Мужчины кидают тело гончей перед юртой ашхана, и тот кивает головой.
Ее мясо поделят между членами племени, а из шкуры сделают заплату на порвавшийся во время пепельной бури навес.
Один из охотников подходит к молодой женщине и берет из ее рук деревянную чашу. Припав к ее краю, жадно пьет мутную горьковатую воду. Капли воды бегут по его гладкому подбородку. Остро выступающий кадык поднимается и опускается.
Охотник возвращает чашу и смотрит в глаза своей невесте.
Ткутся, вышиваются узоры на свадебное покрывало. Сбивая пальцы, вплетать нитки, как ноты в песни забытым. Так стихи ложатся на музыку и, свиваясь в неразрывную цепь, плавно сходят с языка. Слова текут, словно молоко матери, и сами ложатся в стихи.
Ткется зеленое полотно, а на нем – золотые узоры, тонкими стежками по краю. Толще нить – к центру, бордовыми всполохами. Знак рода – в середине, гордый и величественный – племени кочевников.
Молодая ткачиха негромко поет, и у нее низкий, грудной голос.
В тот вечер, сшитое покрывало ложится на приготовленный сундук.
Женщины переговариваются и тихо смеются, рассматривая искусную работу.
Тих вечер в становом лагере. Сняты с домов колокольчики, и лишь тоскливый вой ветра разрывает горестную тишину.
Жесток Хермеус Мора, жестока его брат-сестра Прядильщица. Настроение их переменчиво как ветер с Моря Призраков.
Женщина сидит около тела своего мертвого жениха и держит дрожащими руками его усохшую ладонь. Глаза ее сухи, и взгляд устремлен в никуда. Ее лицо недвижно. Словно копье она пряма, и так же остра ее отстраненность, как костяной наконечник.
На груди и животе охотника – аккуратно зашитые раны. Их края разбухли и потемнели, из них туго сочится накопившийся гной. Рядом - ворох темно-зеленых тряпок, насквозь пропитанных кровью. И под ее коричневой коркой незаметна бордовая роспись; запеклись желтые края в гнойных струпьях, племенное знамя разорвано посередине.
И медленно текут по пепельным пустошам погребальные песни. Тянется, тянется темно-коричневый саван, трескаясь на изломах ткани и обнажая зеленый узор. В костре медленно сгорает тело охотника. В воздух вздымаются языки пламени, высоко рассыпаясь золотыми снопами искр.
Рейтинг: G
Жанр: зарисовка
Дисклеймер: TES принадлежит Bethesda, Эшлендеры принадлежат Bethesda, все принадлежит Bethesda
Мерно жужжат и кружатся веретена в жилистых руках немолодых женщин.
Мерно жужжат и кружатся веретена в жилистых руках немолодых женщин. Гулом полнится юрта, треском поленьев в ошаке, свистом ветра в сочленениях прутьев и шкур. На стенах звенят-качаются светильники и наполняют задымленное жилище красно-желтыми отсветами. В их тусклом сиянии жирно поблескивают едва высушенные панцири шалков.
Сильные руки сматывают длинные топорщащиеся нити в тугой моток, чтобы потом соткать из них узорчатое покрывало на невестину голову. И сама невеста – девочка-девушка накручивает, разглаживает, собирает, бессонными глазами да на грубые нити смотрит, узловатыми пальцами шерсть мнет.
Под светом пламени желтые мотки пряжи приобретают красноватый оттенок. На темно-коричневых шкурах – зеленые пятна вручную тканых картин.
Горящие поленья взрываются треском, и сноп золотых искр рассыпается в застывшем воздухе.
Когда луна скрывается за облаками, и Госпожа Азура вступает в свои владения, лагерь загорается дюжиной факелов. Охотники безмолвно уходят в Пепельную пустошь. Тихо переговариваются женщины, стирая одежду в грубо сколоченных корытах.
Покрытые соленым потом, их спины приветствуют Солнце.
Невидимый пепел оседает на коже и пропитывает ее насквозь.
А ночью – опять за работу. До боли в суставах перематывать пряжу на мотовило – по священному числу, шестнадцать нитей. Каждая нить – негласная молитва о защите, подношение тем, кого оседлые богохульники променяли на триумвират лжецов и предателей. Каждая нить – идол в несуществующий родовой склеп. Стены его озарены зыбким мерцанием свеч, и тени от статуй и постаментов сливаются воедино, и у подножий постаментов – прах незабытых поколений, чтимый и хранимый от начала и до самого конца.
Двое сидящих в юрте женщин чувствуют ту самую интимную близость, сопутствующую одухотворенному одиночеству. Наедине с этим бесплотным подношением предкам, они уединены в себе и молчат. Друг напротив друга перебирают перемотанную пряжу.
Чуть слышно скрипят остовы юрты. Костяные трубки на входе выстукивают одной Ноктюрнал известный ритм. Ветер поет колыбельные в полых стволах высохших деревьев. Изредка над стоянкой далеким эхом звучит клич скального наездника.
Плеск воды и громкое шипение огня на мгновение разрушают тишину спящего лагеря.
Наутро возвращаются охотники. Четверо мужчин несут большую тушу старой никс-гончей. Панцирь ее выцвел и посерел. Пуговичные глаза глубоко запали, а единственно видимый правый глаз наполовину вытек. Из левой глазницы торчит стрела, видимо, застрявшая в черепной кости.
Мужчины кидают тело гончей перед юртой ашхана, и тот кивает головой.
Ее мясо поделят между членами племени, а из шкуры сделают заплату на порвавшийся во время пепельной бури навес.
Один из охотников подходит к молодой женщине и берет из ее рук деревянную чашу. Припав к ее краю, жадно пьет мутную горьковатую воду. Капли воды бегут по его гладкому подбородку. Остро выступающий кадык поднимается и опускается.
Охотник возвращает чашу и смотрит в глаза своей невесте.
Ткутся, вышиваются узоры на свадебное покрывало. Сбивая пальцы, вплетать нитки, как ноты в песни забытым. Так стихи ложатся на музыку и, свиваясь в неразрывную цепь, плавно сходят с языка. Слова текут, словно молоко матери, и сами ложатся в стихи.
Ткется зеленое полотно, а на нем – золотые узоры, тонкими стежками по краю. Толще нить – к центру, бордовыми всполохами. Знак рода – в середине, гордый и величественный – племени кочевников.
Молодая ткачиха негромко поет, и у нее низкий, грудной голос.
В тот вечер, сшитое покрывало ложится на приготовленный сундук.
Женщины переговариваются и тихо смеются, рассматривая искусную работу.
Тих вечер в становом лагере. Сняты с домов колокольчики, и лишь тоскливый вой ветра разрывает горестную тишину.
Жесток Хермеус Мора, жестока его брат-сестра Прядильщица. Настроение их переменчиво как ветер с Моря Призраков.
Женщина сидит около тела своего мертвого жениха и держит дрожащими руками его усохшую ладонь. Глаза ее сухи, и взгляд устремлен в никуда. Ее лицо недвижно. Словно копье она пряма, и так же остра ее отстраненность, как костяной наконечник.
На груди и животе охотника – аккуратно зашитые раны. Их края разбухли и потемнели, из них туго сочится накопившийся гной. Рядом - ворох темно-зеленых тряпок, насквозь пропитанных кровью. И под ее коричневой коркой незаметна бордовая роспись; запеклись желтые края в гнойных струпьях, племенное знамя разорвано посередине.
И медленно текут по пепельным пустошам погребальные песни. Тянется, тянется темно-коричневый саван, трескаясь на изломах ткани и обнажая зеленый узор. В костре медленно сгорает тело охотника. В воздух вздымаются языки пламени, высоко рассыпаясь золотыми снопами искр.
@музыка: Ейнауди
@темы: Мир TES, Творчество
поправьте пожалуйста, если там конечно не выписаны барды
если в течение 15 минут успеете поправить, я успею замочить сей коммент))))
Пардон ^^'
вот только мой мерзкий коммент гнусно не удаляется((((
---ангст!!----
Спасибо)