Вам нужно научиться верить в то, чего не существует, иначе откуда всё возьмется?
Можно я баловство по Скайриму выложу? Вот по этой заявке, на исполнение которой меня вдохновил славный месяц-март. Содержит авторские подвыподверты, издевательства над каноном игры, мудрую моральмораль о том, что кошек обижать плохо, особенно при их хозяевах, авторское понимание романтики, юмора и стёба в целом. И канонного котика.
Ведь котики всё делают лучше. =3
Её кот
читать?
«Всё же, он животное» - с досадой думала Шалотт, ступая по клочкам суши и пожевывая стебелек травинки. Обычно походы по болотам требовали большой сосредоточенности, не говоря уже о силе духа – пробираясь сквозь завесу тяжелого склизкого тумана, можно не сразу увидеть блуждающего оголодавшего тролля или, упаси все Девять богов, наткнуться на свернувшегося черным суставчатым клубком коруса. Однако Шалотт часто наведывалась сюда за лишайником или ядовитыми колокольчиками по заказу алхимиков и поэтому в данный момент полная скрытых опасностей болотистая местность меньше всего занимала её мысли. Которые, к слову, и так были довольно непростыми. И чем больше их набиралось, тем противоречивей становились чувства Шалотт.
Конечно, в её последнем выводе была доля правды – каджит ведь. Усы, шерсть, хвост, когти и прочая экзотика, на которую Шалотт, по мнению сплетниц, променяла «нормального мужика».
Что ж, каджиты по крайней мере были чистоплотны. Нордские мужчины (судя по конкретному экземпляру, с которым Шалотт свела доброжелательная тетушка, и который спустя пару недель скрылся в неизвестном направлении и по слухам успешно работает стражником в Камне Шора) же либо вообще не носили носков, либо чистые отбирали, кидая их об стену и надевая то, что не прилипло. И шерсти у них, очевидно, ввиду сурового климата Скайрима, было не намного меньше. Вот только не такой мягкой и шелковистой, которую хочется гладить и расчесывать (последнее являлось больше превенитвной мерой, ибо выметание клочьев полинявшей шерсти из кровати - удовольствие такое же сомнительное, как и возня с носками.).
Вообще, сам он был мягче, ласковей. Имел очень трогательную с точки зрения Шалотт тягу к сладкому. Не строил из себя неприступную суровость и монолитность, не чурался романтики. Например, цветы дарил иногда. Правда, Шалотт подозревала, что он их попросту тоже откуда-то крал. Вспомнить, например, последний роскошный венок, перевязанный черной ленточкой с надписью «Буду помнить тебя вечно…».
И толку в хозяйстве от него было чуть больше - с его появлением мыши бежали не только из её дома, но и от соседей. Действительно, попробовал бы кто-нибудь из доблестных северных воинов повторить этот подвиг. Завалить медведя голыми руками – ерунда в сравнении с избавлением от полчищ настырных живучих грызунов одним своим присутствием. К тому же, каджиты мурлыкали. А мужчины – храпели.
Невольно улыбнувшись своим мыслям, Шалотт наступила на булыжник и, балансируя, перескочила на другой участок суши.
А ещё он вкусно готовил. Когда не был занят, обчищая кого-нибудь или убегая от нанятых этим кем-нибудь головорезов. Но, как правило, если Шалотт заставала его за готовкой, это означало, что по его душу уже направлялась пара-тройка злобных наемников, и таким образом он просто пытался заранее подлизаться. Жаль только хорошо приготовленное жаркое не умело чинить ограду и вставлять разбитое стекло.
Ну и так, в целом…
Мыслительница вздохнула. Шагать получалось уже не так уверенно.
Не зря говорят, что единственное, что объединяет нежные чувства человека и кошки друг к другу – это кошка.
Ведь неплохо, гад, устроился. Есть, где спрятаться и погреться, чтоб и полечили и за ушком почесали. Заодно и шерсть при линьке есть об кого стесать под предлогом объятий и когти поточить. Последнее, якобы не нарочно, рефлекс такой. Но не так уж и верилось, что он совсем не может себя контролировать. Казалось, это доставляло ему извращенное удовольствие – дремать, уютно положив голову ей на колени, а потом умильно потянуться как котёнок и слегка, нежно так, запустить коготки в ногу. Если на сами царапины ещё можно посмотреть с положительной стороны – небольшая практика школы Восстановления никогда не помешает – то дырки в одежде уже порядком раздражали. В отличие от некоторых, Шалотт вещи покупала на свои кровные деньги.
Воровство было отдельной, большой проблемой. Разумеется, Шалотт знала о культуре и ментальности каджитов, поэтому их понятия о честности и чужой личной собственности её не удивляли. Наплевательское отношение своего кота к закону она также воспринимала без излишней трагедии, лишь настрого запретив таскать ворованное в её дом и делая ненавязчивые попытки убедить сменить род деятельности ради его же безопасности. Однако наплевательское отношение к ней самой было куда больнее.
Когда порой ночью сидишь над свитками и книгами, не потому что бессонница мучает, а потому что едва сомкнешь глаза, сразу видишь, как где-то его избивают или травят какими-нибудь призванными тварями или преследуют, а он прячется, едва переводя дух, глупый, перепуганный, бестолковый кошак... Или бродишь дура-дурой, как бы по делу, собирая заказанные ингредиенты, а у самой заклинание наготове и вместо джазби или корней Нирна высматриваешь неизвестно что, вслушиваешься в каждый звук… А в итоге, эта зараза является целая и невредимая, сияя как медный таз и мурлыкая себе под нос песенку из таверны. Или уже ждет тебя дома, как ни в чем не бывало.
Вроде бы хорошо, нужно радоваться. Но отчего-то жутко хочется оборвать с лыбящейся морды все усы и продать в качестве редкого ингредиента какому-нибудь зельевару.
Самое главное – случись что с ней, пропади она надолго, он бы и ухом не повел. Решил бы, что задерживается, собирая яйца у паучьей пещеры, делов-то. Либо вовсе ничего не решил и продолжил бы жить в своё удовольствие. Удовольствие у каджитов ведь, прежде всего…
Тот же норд бы поносился по окрестностям, поразмахивал топором, исторгая воинственные кличи – хотя бы ради приличия и возможного подвига.
От этих мыслей стало совсем горько. И вконец перемолотая травинка была тут не при чем. Шалотт резко выплюнула стебелек и скривилась, замерев на месте. Маячившее на горизонте раздумий озарение, наконец, её настигло.
А зачем? Зачем она, собственно говоря, это делает? Вот кто он для неё такой? Чего ради так стараться? Чтобы он опять куда-нибудь смылся недели этак на две и опять во что-нибудь вляпался? Чтобы какой-нибудь варвар опять разгромил её дворик?
Да катись оно все в Обливион!
И без того подпорченное настроение испортилось окончательно, побудив порыв наплевать на всё, развернуться обратно и вернуться к себе, к учёбе и работе. Тем более, это было бы самым мудрым вариантом – сомнений в том, что этот проклятый котяра уже успел выкрутиться сам и весело проводит время, у неё почти не оставалось. А выставлять себя идиоткой, и ещё больше забавлять его, Шалотт не собиралась.
В конце-концов, она давно хотела прекратить заниматься самообразованием и попробовать поступить в Коллегию. Там как раз уже улеглись все волнения и учредили нового архимага. Самая пора для решительных перемен. Ибо зачем ждать, когда он наконец-то наиграется и решит всё закончить? Уж лучше самой показать, что у неё, между прочим, тоже есть своя жизнь. И если Шалотт захочет, то в этой жизни не будет линяющей шерсти, беспокойств и нахальных упертых каджитов.
С этими твердыми намерениями она развернулась и сделала первый шаг навстречу переменам. Шаг бы удался. Если бы только нога при этом не зацепилась за наполовину торчащий из воды корень. Не ожидающая такого подвоха Шалотт даже не успела вскрикнуть. Просто со звучным шлепком распласталась лицом вниз прямо в промозглой льдисто-водянистой тине.
Какое-то время она лежала тихо и неподвижно. Где-то вдали раздавались отголоски птичьего пения. Даже стало слышно, как с окраин пощелкивают корусы.
Не нарушая чарующего безмолвия, Шалотт медленно поднялась на вытянутых руках. На лице её застыло выражение не предвещающего ничего хорошего безразличия. Непосредственно усевшись обратно в воду, жертва каджитского эгоизма с неторопливостью наползающей лавины провела по лицу ладонью. Вытерла грязь. Убрала назад намокшие волосы - пальцы противно путались в прядях.
Некоторое время она разглядывала промокшее и облепленное гнилыми листиками и стебельками платье. А потом, равнодушным щелчком убрала заползшее на плечо мелкое насекомое и призвала применённое ранее заклинание Ясновидения. Проследив за уползающей вдаль между островков призрачной дорожкой, Шалотт вздохнула, отряхнулась, поднялась и закатала рукава.
Нет. Пожалуй, с новой жизнью она повременит и таки дойдет до конца в нынешней. И ничего страшного, если этого кошака не будут там убивать на месте – не упускать же замечательный повод прибить его собственноручно? С особой любовью.
***
Каджиту было грустно. Мало кто способен веселиться и радоваться жизни, когда всецело, до каждой вставшей дыбом шерстинки осознаёт, что этой жизни его неумолимо намерены лишить. Сразу начинает одолевать пронизывающая, леденящая душу тоска – то ли по тёплым пескам Эльсвейра, которые он покинул, ещё будучи подростком, то ли по домашнему уюту и дрёме под убаюкивающий шелест свитков и страниц книг да поглаживание за ухом. В любом случае и то и другое находилось слишком далеко от него и это удручало ещё больше, чем отсутствие привычных путей отступления вкупе с невозможностью незаметно сделать ноги.
«И как, на самом деле, кто-то может хотеть меня убить?» - уныло подумал он, чувствуя, как напряжен каждый мускул и едва получается удержать хвост от беспорядочного метания из стороны в сторону. - «Кого мог обидеть один несчастный, обреченный на выживание в холодном неприветливом Скайриме каджит?»
Перед глазами тут же замелькало множество невинных, по сути бытовых, но очень ярких эпизодов из нелегкого бытия уроженца пустынь в заснеженном краю.
...Несчастный каджит спешно выбегает ранним вечером из вампирской пещеры с зажатым в зубах ценным амулетом, попутно увертываясь от летящих в него ледяных шипов, проклятий и сапог...
...Тот же каджит вылетает из бандитского притона, волоча в мешке содержимое взломанного сундука, пока вслед свистят стрелы и метательные ножи...
...И он же стремительно и ловко выбрасывается из окна с дорогими талморскими одеждами и кошельками под мышкой под аккомпанемент изысканных эльфийских ругательств и звуков призыва атронахов...
Также пресловутый кот участвовал в пьяной драке, задумчиво снуя в общей потасовке и шаря по карманам у выбывших, наблюдал с крыши усадьбы Черный Вереск за мечущейся охраной, с интересом жуя стащенный за компанию с драгоценностями сладкий рулет, и пририсовывал углём усы спящему зажиточному торговцу, перед тем как исчезнуть из опустевшей на несколько золотых подсвечников и статуэток спальни.
«Наверное, просто завидуют…» - скорбно, но не без гордости подытожил каджит. И собрался с духом, насколько это представлялось возможным – большей частью дух так и норовил удрать в пятки или кончик предательски подрагивающего хвоста. Что ж…пусть, предчувствие у каджита было и самое дурное, но он ещё заставит себя улыбаться, а врага - скрежетать зубами от злости...
***
Астрид хорошо подготовилась. Все должно было пройти идеально. Она присмотрела и отобрала подходящих жертв, рассчитала время и место. Никаких помех не предвиделось. Острый ум прежде никогда её не подводил.
Но почему-то когда вслед за громким хлопком, дверь с оглушительным треском сорвало с петель и смачно впечатало в стену, Астрид не была к этому готова. Хибарка вздрогнула. Труха тонким слоем припорошила макушку главы гильдии ассасинов…
Изящная бровь главы нервно дернулась, знаменуя, что вторгшийся вандал вряд ли доживет до старости. И кому же надоело жить в этот раз?
Пентиус Окулатус? Особо бесстрашный наёмник? Кто-то из боевых товарищей тех, кого она собрала в этой хижине?
Впрочем, подготовке убийцы стоило отдать должное - её замешательство не продлилось долго.
Кто бы это ни был, он явно знал, куда шел. Случайный путник бы не обратил внимания на пустующую хибару посреди болота и не тем более не стал бы открывать её таким образом. Так что намерение пришельца помешать было очевидным.
Единым плавным движением соскользнув со шкафа, убийца заняла удобную для атакипозицию. Затаиться времени не было, однако Астрид прекрасно знала себе цену. Ладонь уверено легла на рукоять Клинка Горя.
Если это явился кто-то из вышеперечисленных, это не должно было занять много времени Агенты, наёмники, воители-любители – их всех губила привычка нестись с оружием наголо и оставлять столько доступных для проворного клинка уязвимых мест. Даже если нападающих будет несколько, драка в тесноте четырех стен сыграет ей на руку.
Но факт оставался фактом - она вновь не была готова к тому, что оказалось на пороге.
Посреди оседающей пыли и стружки с многозначительной монолитностью нордского кургана стояло нечто. Нечто было невысокого роста. Лицо скрывалось под слоем болотной грязи. С длинного потрепанного подола капала вода. Колоритный образ, способный привести любую болотную нежить в состояние религиозного экстаза, завершали несколько веточек и прутиков торчавших из копны в всклокоченных патл, щедро сдобренных ряской.
Между убийцей и незваной гостьей повисла абсолютная тишина. Хотя, скорее, это напоминало паническое бегство звуков из окружающего пространства.
Астрид пришлось признать, что неизвестному…эмм…существу…удалось удивить её дважды. Два серых глаза уставились на нее из-под лохм с мрачной решимостью, не дрогнувшей даже при виде облачения Темного Братства. Едва заметное движение - и вокруг пальцев, потрескивая, заплясали язычки пламени. Грязь на одежде начала подсыхать. Мелкие капли, падающие с волос, шипели и растворялись, не долетая до пола.
Значит, кто-то таки дерзнул примчаться на выручку? Причем, храбрец оказался посредственным магом-учеником. Судя по простенькому платью вместо специальных одеяний – самоучкой. Как мило.
Астрид позволила себе легкую улыбку под маской. Что ж, возможно она даже проявит милосердие: дурочка умрёт быстро.
- Ну-ну, - процедила тем временем девица и окинула помещение слишком цепким для безрассудной героини взглядом. На мгновение, взгляд остановился на трех стоящих на коленях пленниках, а потом нарушительница снова уставилась на Астрид. Пристальный и пронзительный как наконечник направленной стрелы взор как бы намекал, что увиденная картина не пришлась странной пришелице по нраву. А значит, дальнейшее развитие событий сильно не понравится Астрид.
Убийца высокомерно прищурилась. Да за кого эта дрянь себя принимает? И тем более, за кого она принимает её, главу Темного Братства, чьё слово - закон в Убежище? За неотёсанного дорожного бандита, которого можно отпугнуть парой огненных шаров?
- За кем бы ты не пришла, - тем не менее, великодушно сообщила она, уже намечая место для смертельного удара. – Это был глупый поступок.
- Нет, - девчонка растянула губы в маниакальной улыбке, обнажив белые на фоне общей грязи, ровные зубы. - Это ты поступила глупо.
Буквально выплюнув это намеренно фамильярное «ты» в лицо лидера Темного Братства, самоучка шагнула в сторону от входа, раскрывая во второй руке фиолетовую сферу колдовского заклинания. Подошвы ботинок мокро чавкнули.
- Видишь ли... - её тон был неспешен и размерен, подобно настаивающейся отраве. В показавшихся чересчур яркими серых глазах пылали все огни Обливиона.
- Это МОЙ кот.
***
От хижины парочка шла рука об руку. Точнее, Шалотт вцепилась в Вашу так, как будто вот-вот отнимут и теперь слегка опиралась на его плечо, точно у неё кружилась голова. Каджит же совсем не возражал. Человек была тёплой. После всего пережитого сегодня Ваша уже успел ужасно по этому соскучиться. Может, каджиты и умели принять смерть достойно, но это не означало, что они только и ждали возможности показать своё умение.
А в этот раз смерть подобралась очень близко. Ваша на самом деле далеко не каждый день жил в её тени, чтобы привыкнуть к такому положению дел. Недалекие рубаки-наёмники - это одно, от них и ускользнуть несложно, предварительно подрезав кошелек с авансом за собственную голову и прихватив записку от заказчика – на память.
Здесь же все было иначе. Как только Ваша понял, что узел на путах слишком крепкий и сложный, чтобы его развязать, и что имеет дело с настоящими убийцами, мастерами своего дела, то всерьёз приготовился к худшему.
Поэтому, обычно быстро ко всему приспосабливающемуся каджиту, до сих пор было слегка не по себе.
Может быть, к этому также имело отношение зрелище, открывшееся ему, когда с головы спешно стянули мешок – по крайней мере, Ваше как-то сходу захотелось не то, что надеть его обратно, а залезть туда полностью и только после уже порадоваться родному перекошенному лицу. Ибо если твоя подруга способна сотворить ТАКОЕ с лидером Темного Братства, то стоит ли гадать, что же, что она может сделать с тобой? Особенно после долгих, упорных и, судя по внешнему виду, нелегких и трудоёмких поисков.
Но, слава всем богам, обошлось. Кажется.
- Такой замечательный свиток был. Самый лучший, - вдруг подала голос Шалотт. Ваша повернулся в её сторону. Маг устало посмотрела на него из-под темной растрепанной челки.
- Вызов дремора. Всю выручку за него выложила, - сообщила она с трагичной беспристрастностью, как бы конкретно ни в чём не обвиняя, но наряду с этим намекая, что даже если кое-кто успешно сдаст скупщику наворованное, включая свою богатую одежку, и заложит душу даэдра, всё равно не расплатится.
- Я достану тебе новый, - незамедлительно пообещал Ваша. Шалотт только дернула плечом. Каджит заметил, что нижняя губа у неё вся искусана, а запах тины и легкой гнильцы перебивает все привычные.
И ноги ещё насквозь промочила в этой сырости, подумал он. Надо будет убедиться, что она вечер проведёт, не швыряя огненные стрелы в пеньки на поляне, а у себя, под покрывалом и возле натопленного очага. Причём убедиться лично – ему самому не помешало бы отсидеться в тепле и покое, под сухой крышей.
- Зачем мне краденое? Не рискуй почем зря, - прежде чем Ваша успел возразить, человек подарила ему ещё один пристальный взгляд. – И не надо только возмущаться, ладно?
Передо мной-то можно не ломать комедию. Особенно после этого.
Девушка выразительно кивнула им за спины, а Ваша на мгновение оглянулся, как будто по-прежнему мог увидеть стены злосчастного дома позади, но разглядел только вьющуюся струйку черного дымка, уходящую в наполняющееся сизой голубизной утреннее небо.
- Надеюсь, хоть там ты свой фарс про убийцу, растлителя и крупную шишку не разыгрывал? – как бы между делом поинтересовалась Шалотт. – Или ума не хватило?
Каджит дернул ухом. Конечно же, разыгрывал. В тот момент он решил, что скалиться в невидимое лицо своей погибели, играть привычную роль до конца будет лучше, чем молить о пощаде и сыпать оправданиями - Ваша совершенно не верил, что даже если выбор падет не на него, ему позволят уйти. В наличии контракта-другого от доброжелателей, которых Ваша разлучил с ценными вещичками, он не сомневался. Так к чему бесплодные признания и покаяния?
Зато если бы Шалотт когда-нибудь узнала, как он умер, то кляла его в голос, называла вшивым кошаком, дрянной шкурой, брехливым каджитом, но только не разочаровалась в нём по-настоящему. Возможно, глупое желание, однако Ваше показалось очень важным, что будет хоть кто-то, кто подумает о нем после смерти. Пусть даже и не самое лестное, зато от всей души.
- Не думаю, что моя честность бы для них что-то решила, - исчерпывающе ответил каджит. Шалотт издала сухой смешок.
- О да. Если я тебе порой верю с трудом…- философски заключила она, глядя под ноги.
- Но ты просто учти на будущее, что если продолжишь заливать свои басни, всё равно скоро снова очнешься в каком-нибудь подвале с завязанными глазами. А я не приду, - она помедлила и по-каджитски непринужденно добавила, подняв взор на Вашу, - Или же приду, но ты этому будешь не рад. Ясно?
Ваша посмотрел в её глаза. Всё-таки, неправы те, кто говорят, мол, серый - скучный и невыразительный цвет. Они просто не видели, как меняются его многочисленные оттенки. В гневе это затянутое грозовыми тучами небо Скайрима перед вспышкой первой молнии, в радости и спокойствии – купающийся в солнечных лучах опал, в тревоге – искрящаяся сталь.
Сейчас это был особый серый. Утомленный серый. Серый, который одновременно укорял, предупреждал и вместе с этим равнодушно отмечал «А, что толку тебе говорить…». И от этого – невероятно, но факт – становилось стыдно. Хотелось баловать, дарить цветы, всячески заботиться и вообще – быть самым-самым, лишь бы в этом сером не прибавлялось безразличия. Казалось бы, ничего особого не потеряешь – можно найти и у кого погреться, и где по шерстке погладят, и от некоторых подарков отказываться не станут, потому что они совсем недавно принадлежали кому-то другому (особенно если эти подарки из чистого золота и их можно носить на шее или на пальце и хвастаться подружкам). Но вот таких удивительно серых глаз у этой другой не будет. И вряд ли эта другая окажется настолько же упорной, чтобы придти за ним даже через слякотные болота к главе одной из самых мистических и страшных гильдий Тамриэля – чтобы спасти или чтобы успеть убить первой, неважно. Главное – придти.
С самым честным и понятливым видом каджит кивнул. Шалотт недоверчиво изогнула бровь, а затем поджала губы, качнула головой, и вздохнула-припечатала:
- Кошак брехливый.
И ещё крепче сжала его локоть.
- Вот серьёзно. Постоянно пропадаешь неизвестно где, а когда приходишь, мне доводится выгонять особо ретивых наёмников по твою душу и быть бесплатным целителем для твоей подпорченной шкурки. Воруешь, так ещё и корчишь из себя авторитета. Да даже когда ты спишь, под тобой почему-то оказываются все мои чертежи и свитки! Линяешь по всем углам, царапаешься, жуков ешь иногда – хотя это ещё ничего, видел бы ты, что алхимики пробуют…
Ваша довольно прищурился. Обвинения звучали буднично, почти по-домашнему и ласкали слух больше самых сладких комплиментов. Вот кто ещё будет так хорошо его знать?
- Все мои советы пропускаешь мимо ушей, - продолжала прозаично перечислять Шалотт. - Самодовольный, нахальный, эгоистичный…Вот кто ты после этого?
- Твой кот? – мурлыкнув, предположил Ваша. Человек помолчала, задумчиво нахмурилась. И усмехнулась.
- А куда ты денешься?
- Никуда, - незатейливо согласился каджит и вновь ласково зажмурился при виде солнца, улыбнувшемуся ему через опаловую призму.
Всё же, люди были удивительной расой. Могли неоднократно повторять, какая ты распоследняя скотина – и первыми приходить на помощь в самый накаленный момент. Или же клясться в верности, говорить мягко и вкрадчиво, как та убийца – и вонзить кинжал в спину. Воспитывали к себе большую – и, по мнению, Ваши – совершенно ненужную щепетильность к чужому, зато за своё боролись чуть ли не яростней каджитов. Много думали, но часто не решались сделать и половины из того, что приходило к ним в голову, то откладывая на потом, то просто отказавшись после вторичных размышлений, то вовсе и не вовремя передумывали. Или вовремя.
А ещё жалуются, что каджитов сложно понять…
***
В это время, в теперь уже по-настоящему опустевшем и всеми забытом домишке на болоте раздался звук. Примечательным в нем являлось то, что он первым нарушил воцарившееся в стенах хижины безмолвие и исходил он из-под обломков двери. Обломки зашевелились, а потом, как будто решив, что опасность миновала, с блаженным треском отпали.
С приглушенным стоном и скрипом следом за ними от стены тяжело отлепился светловолосый широкоплечий мужчина и кулем рухнул на пол. С большим трудом и легким опасением, кабы на него не рухнуло что-нибудь ещё, он уселся и осмотрелся вокруг мутными глазами. Башка раскалывалась как после хорошей попойки, под час которой к нему подкралось по драугру-военачальнику и Крикнуло в оба уха. Воспоминания витали в головокружительной дымке, а реальность норовила сплясать джигу каждый раз, когда пострадавший старался на ней сосредоточиться.
Пытаясь как-то восстановить в памяти события, он посмотрел направо. Там, у стены, издавая отчетливый запах гари, недвижимо лежало нечто обугленное и отдаленно напоминающее человеческое тело. Слева он нашёл лишь валяющиеся на полу обрывки верёвок и мешки. В плохенькой крыше зияла свежепроделанная дыра с дымящимися подпаленными краями. Бревенчатые стены в некоторых местах тихо тлели. На стене позади него красовалась вмятина в форме распростертого верзилы в рогатом шлеме. В углу покоились останки разгромленного шкафа.
Сложная головоломка в гудящей голове начала потихоньку складываться.
За неимением возможности почесать в затылке, мужчина поскреб шлем с обломанным рогом, выдернул из плеча пару щепок и ругнулся. Затем, он кое-как поднялся, поискал взглядом свой топор. Подобрав обнаружившееся неподалеку оружие с пола, воин, с подозрением озираясь и слегка пошатываясь, побрёл к сиротливо сквозящему дверному проёму, не забыв предварительно обыскать горелое подобие тела на предмет ценностей.
Понимать, что происходит, он перестал ещё тогда, когда странная баба в чёрном растолкала его в этой глуши и начала втолковывать про неоплаченные долги перед семьей. Что уж говорить о внезапно набросившейся на него двери и последующей вспышке забвения?
Но какое-то смутное чувство подсказывало грозному воителю, что в последний раз он был так беспомощно и грандиозно близок к собственной кончине, когда проклятый дракон вломился на казнь.
Ведь котики всё делают лучше. =3
Её кот
читать?
«Всё же, он животное» - с досадой думала Шалотт, ступая по клочкам суши и пожевывая стебелек травинки. Обычно походы по болотам требовали большой сосредоточенности, не говоря уже о силе духа – пробираясь сквозь завесу тяжелого склизкого тумана, можно не сразу увидеть блуждающего оголодавшего тролля или, упаси все Девять богов, наткнуться на свернувшегося черным суставчатым клубком коруса. Однако Шалотт часто наведывалась сюда за лишайником или ядовитыми колокольчиками по заказу алхимиков и поэтому в данный момент полная скрытых опасностей болотистая местность меньше всего занимала её мысли. Которые, к слову, и так были довольно непростыми. И чем больше их набиралось, тем противоречивей становились чувства Шалотт.
Конечно, в её последнем выводе была доля правды – каджит ведь. Усы, шерсть, хвост, когти и прочая экзотика, на которую Шалотт, по мнению сплетниц, променяла «нормального мужика».
Что ж, каджиты по крайней мере были чистоплотны. Нордские мужчины (судя по конкретному экземпляру, с которым Шалотт свела доброжелательная тетушка, и который спустя пару недель скрылся в неизвестном направлении и по слухам успешно работает стражником в Камне Шора) же либо вообще не носили носков, либо чистые отбирали, кидая их об стену и надевая то, что не прилипло. И шерсти у них, очевидно, ввиду сурового климата Скайрима, было не намного меньше. Вот только не такой мягкой и шелковистой, которую хочется гладить и расчесывать (последнее являлось больше превенитвной мерой, ибо выметание клочьев полинявшей шерсти из кровати - удовольствие такое же сомнительное, как и возня с носками.).
Вообще, сам он был мягче, ласковей. Имел очень трогательную с точки зрения Шалотт тягу к сладкому. Не строил из себя неприступную суровость и монолитность, не чурался романтики. Например, цветы дарил иногда. Правда, Шалотт подозревала, что он их попросту тоже откуда-то крал. Вспомнить, например, последний роскошный венок, перевязанный черной ленточкой с надписью «Буду помнить тебя вечно…».
И толку в хозяйстве от него было чуть больше - с его появлением мыши бежали не только из её дома, но и от соседей. Действительно, попробовал бы кто-нибудь из доблестных северных воинов повторить этот подвиг. Завалить медведя голыми руками – ерунда в сравнении с избавлением от полчищ настырных живучих грызунов одним своим присутствием. К тому же, каджиты мурлыкали. А мужчины – храпели.
Невольно улыбнувшись своим мыслям, Шалотт наступила на булыжник и, балансируя, перескочила на другой участок суши.
А ещё он вкусно готовил. Когда не был занят, обчищая кого-нибудь или убегая от нанятых этим кем-нибудь головорезов. Но, как правило, если Шалотт заставала его за готовкой, это означало, что по его душу уже направлялась пара-тройка злобных наемников, и таким образом он просто пытался заранее подлизаться. Жаль только хорошо приготовленное жаркое не умело чинить ограду и вставлять разбитое стекло.
Ну и так, в целом…
Мыслительница вздохнула. Шагать получалось уже не так уверенно.
Не зря говорят, что единственное, что объединяет нежные чувства человека и кошки друг к другу – это кошка.
Ведь неплохо, гад, устроился. Есть, где спрятаться и погреться, чтоб и полечили и за ушком почесали. Заодно и шерсть при линьке есть об кого стесать под предлогом объятий и когти поточить. Последнее, якобы не нарочно, рефлекс такой. Но не так уж и верилось, что он совсем не может себя контролировать. Казалось, это доставляло ему извращенное удовольствие – дремать, уютно положив голову ей на колени, а потом умильно потянуться как котёнок и слегка, нежно так, запустить коготки в ногу. Если на сами царапины ещё можно посмотреть с положительной стороны – небольшая практика школы Восстановления никогда не помешает – то дырки в одежде уже порядком раздражали. В отличие от некоторых, Шалотт вещи покупала на свои кровные деньги.
Воровство было отдельной, большой проблемой. Разумеется, Шалотт знала о культуре и ментальности каджитов, поэтому их понятия о честности и чужой личной собственности её не удивляли. Наплевательское отношение своего кота к закону она также воспринимала без излишней трагедии, лишь настрого запретив таскать ворованное в её дом и делая ненавязчивые попытки убедить сменить род деятельности ради его же безопасности. Однако наплевательское отношение к ней самой было куда больнее.
Когда порой ночью сидишь над свитками и книгами, не потому что бессонница мучает, а потому что едва сомкнешь глаза, сразу видишь, как где-то его избивают или травят какими-нибудь призванными тварями или преследуют, а он прячется, едва переводя дух, глупый, перепуганный, бестолковый кошак... Или бродишь дура-дурой, как бы по делу, собирая заказанные ингредиенты, а у самой заклинание наготове и вместо джазби или корней Нирна высматриваешь неизвестно что, вслушиваешься в каждый звук… А в итоге, эта зараза является целая и невредимая, сияя как медный таз и мурлыкая себе под нос песенку из таверны. Или уже ждет тебя дома, как ни в чем не бывало.
Вроде бы хорошо, нужно радоваться. Но отчего-то жутко хочется оборвать с лыбящейся морды все усы и продать в качестве редкого ингредиента какому-нибудь зельевару.
Самое главное – случись что с ней, пропади она надолго, он бы и ухом не повел. Решил бы, что задерживается, собирая яйца у паучьей пещеры, делов-то. Либо вовсе ничего не решил и продолжил бы жить в своё удовольствие. Удовольствие у каджитов ведь, прежде всего…
Тот же норд бы поносился по окрестностям, поразмахивал топором, исторгая воинственные кличи – хотя бы ради приличия и возможного подвига.
От этих мыслей стало совсем горько. И вконец перемолотая травинка была тут не при чем. Шалотт резко выплюнула стебелек и скривилась, замерев на месте. Маячившее на горизонте раздумий озарение, наконец, её настигло.
А зачем? Зачем она, собственно говоря, это делает? Вот кто он для неё такой? Чего ради так стараться? Чтобы он опять куда-нибудь смылся недели этак на две и опять во что-нибудь вляпался? Чтобы какой-нибудь варвар опять разгромил её дворик?
Да катись оно все в Обливион!
И без того подпорченное настроение испортилось окончательно, побудив порыв наплевать на всё, развернуться обратно и вернуться к себе, к учёбе и работе. Тем более, это было бы самым мудрым вариантом – сомнений в том, что этот проклятый котяра уже успел выкрутиться сам и весело проводит время, у неё почти не оставалось. А выставлять себя идиоткой, и ещё больше забавлять его, Шалотт не собиралась.
В конце-концов, она давно хотела прекратить заниматься самообразованием и попробовать поступить в Коллегию. Там как раз уже улеглись все волнения и учредили нового архимага. Самая пора для решительных перемен. Ибо зачем ждать, когда он наконец-то наиграется и решит всё закончить? Уж лучше самой показать, что у неё, между прочим, тоже есть своя жизнь. И если Шалотт захочет, то в этой жизни не будет линяющей шерсти, беспокойств и нахальных упертых каджитов.
С этими твердыми намерениями она развернулась и сделала первый шаг навстречу переменам. Шаг бы удался. Если бы только нога при этом не зацепилась за наполовину торчащий из воды корень. Не ожидающая такого подвоха Шалотт даже не успела вскрикнуть. Просто со звучным шлепком распласталась лицом вниз прямо в промозглой льдисто-водянистой тине.
Какое-то время она лежала тихо и неподвижно. Где-то вдали раздавались отголоски птичьего пения. Даже стало слышно, как с окраин пощелкивают корусы.
Не нарушая чарующего безмолвия, Шалотт медленно поднялась на вытянутых руках. На лице её застыло выражение не предвещающего ничего хорошего безразличия. Непосредственно усевшись обратно в воду, жертва каджитского эгоизма с неторопливостью наползающей лавины провела по лицу ладонью. Вытерла грязь. Убрала назад намокшие волосы - пальцы противно путались в прядях.
Некоторое время она разглядывала промокшее и облепленное гнилыми листиками и стебельками платье. А потом, равнодушным щелчком убрала заползшее на плечо мелкое насекомое и призвала применённое ранее заклинание Ясновидения. Проследив за уползающей вдаль между островков призрачной дорожкой, Шалотт вздохнула, отряхнулась, поднялась и закатала рукава.
Нет. Пожалуй, с новой жизнью она повременит и таки дойдет до конца в нынешней. И ничего страшного, если этого кошака не будут там убивать на месте – не упускать же замечательный повод прибить его собственноручно? С особой любовью.
***
Каджиту было грустно. Мало кто способен веселиться и радоваться жизни, когда всецело, до каждой вставшей дыбом шерстинки осознаёт, что этой жизни его неумолимо намерены лишить. Сразу начинает одолевать пронизывающая, леденящая душу тоска – то ли по тёплым пескам Эльсвейра, которые он покинул, ещё будучи подростком, то ли по домашнему уюту и дрёме под убаюкивающий шелест свитков и страниц книг да поглаживание за ухом. В любом случае и то и другое находилось слишком далеко от него и это удручало ещё больше, чем отсутствие привычных путей отступления вкупе с невозможностью незаметно сделать ноги.
«И как, на самом деле, кто-то может хотеть меня убить?» - уныло подумал он, чувствуя, как напряжен каждый мускул и едва получается удержать хвост от беспорядочного метания из стороны в сторону. - «Кого мог обидеть один несчастный, обреченный на выживание в холодном неприветливом Скайриме каджит?»
Перед глазами тут же замелькало множество невинных, по сути бытовых, но очень ярких эпизодов из нелегкого бытия уроженца пустынь в заснеженном краю.
...Несчастный каджит спешно выбегает ранним вечером из вампирской пещеры с зажатым в зубах ценным амулетом, попутно увертываясь от летящих в него ледяных шипов, проклятий и сапог...
...Тот же каджит вылетает из бандитского притона, волоча в мешке содержимое взломанного сундука, пока вслед свистят стрелы и метательные ножи...
...И он же стремительно и ловко выбрасывается из окна с дорогими талморскими одеждами и кошельками под мышкой под аккомпанемент изысканных эльфийских ругательств и звуков призыва атронахов...
Также пресловутый кот участвовал в пьяной драке, задумчиво снуя в общей потасовке и шаря по карманам у выбывших, наблюдал с крыши усадьбы Черный Вереск за мечущейся охраной, с интересом жуя стащенный за компанию с драгоценностями сладкий рулет, и пририсовывал углём усы спящему зажиточному торговцу, перед тем как исчезнуть из опустевшей на несколько золотых подсвечников и статуэток спальни.
«Наверное, просто завидуют…» - скорбно, но не без гордости подытожил каджит. И собрался с духом, насколько это представлялось возможным – большей частью дух так и норовил удрать в пятки или кончик предательски подрагивающего хвоста. Что ж…пусть, предчувствие у каджита было и самое дурное, но он ещё заставит себя улыбаться, а врага - скрежетать зубами от злости...
***
Астрид хорошо подготовилась. Все должно было пройти идеально. Она присмотрела и отобрала подходящих жертв, рассчитала время и место. Никаких помех не предвиделось. Острый ум прежде никогда её не подводил.
Но почему-то когда вслед за громким хлопком, дверь с оглушительным треском сорвало с петель и смачно впечатало в стену, Астрид не была к этому готова. Хибарка вздрогнула. Труха тонким слоем припорошила макушку главы гильдии ассасинов…
Изящная бровь главы нервно дернулась, знаменуя, что вторгшийся вандал вряд ли доживет до старости. И кому же надоело жить в этот раз?
Пентиус Окулатус? Особо бесстрашный наёмник? Кто-то из боевых товарищей тех, кого она собрала в этой хижине?
Впрочем, подготовке убийцы стоило отдать должное - её замешательство не продлилось долго.
Кто бы это ни был, он явно знал, куда шел. Случайный путник бы не обратил внимания на пустующую хибару посреди болота и не тем более не стал бы открывать её таким образом. Так что намерение пришельца помешать было очевидным.
Единым плавным движением соскользнув со шкафа, убийца заняла удобную для атакипозицию. Затаиться времени не было, однако Астрид прекрасно знала себе цену. Ладонь уверено легла на рукоять Клинка Горя.
Если это явился кто-то из вышеперечисленных, это не должно было занять много времени Агенты, наёмники, воители-любители – их всех губила привычка нестись с оружием наголо и оставлять столько доступных для проворного клинка уязвимых мест. Даже если нападающих будет несколько, драка в тесноте четырех стен сыграет ей на руку.
Но факт оставался фактом - она вновь не была готова к тому, что оказалось на пороге.
Посреди оседающей пыли и стружки с многозначительной монолитностью нордского кургана стояло нечто. Нечто было невысокого роста. Лицо скрывалось под слоем болотной грязи. С длинного потрепанного подола капала вода. Колоритный образ, способный привести любую болотную нежить в состояние религиозного экстаза, завершали несколько веточек и прутиков торчавших из копны в всклокоченных патл, щедро сдобренных ряской.
Между убийцей и незваной гостьей повисла абсолютная тишина. Хотя, скорее, это напоминало паническое бегство звуков из окружающего пространства.
Астрид пришлось признать, что неизвестному…эмм…существу…удалось удивить её дважды. Два серых глаза уставились на нее из-под лохм с мрачной решимостью, не дрогнувшей даже при виде облачения Темного Братства. Едва заметное движение - и вокруг пальцев, потрескивая, заплясали язычки пламени. Грязь на одежде начала подсыхать. Мелкие капли, падающие с волос, шипели и растворялись, не долетая до пола.
Значит, кто-то таки дерзнул примчаться на выручку? Причем, храбрец оказался посредственным магом-учеником. Судя по простенькому платью вместо специальных одеяний – самоучкой. Как мило.
Астрид позволила себе легкую улыбку под маской. Что ж, возможно она даже проявит милосердие: дурочка умрёт быстро.
- Ну-ну, - процедила тем временем девица и окинула помещение слишком цепким для безрассудной героини взглядом. На мгновение, взгляд остановился на трех стоящих на коленях пленниках, а потом нарушительница снова уставилась на Астрид. Пристальный и пронзительный как наконечник направленной стрелы взор как бы намекал, что увиденная картина не пришлась странной пришелице по нраву. А значит, дальнейшее развитие событий сильно не понравится Астрид.
Убийца высокомерно прищурилась. Да за кого эта дрянь себя принимает? И тем более, за кого она принимает её, главу Темного Братства, чьё слово - закон в Убежище? За неотёсанного дорожного бандита, которого можно отпугнуть парой огненных шаров?
- За кем бы ты не пришла, - тем не менее, великодушно сообщила она, уже намечая место для смертельного удара. – Это был глупый поступок.
- Нет, - девчонка растянула губы в маниакальной улыбке, обнажив белые на фоне общей грязи, ровные зубы. - Это ты поступила глупо.
Буквально выплюнув это намеренно фамильярное «ты» в лицо лидера Темного Братства, самоучка шагнула в сторону от входа, раскрывая во второй руке фиолетовую сферу колдовского заклинания. Подошвы ботинок мокро чавкнули.
- Видишь ли... - её тон был неспешен и размерен, подобно настаивающейся отраве. В показавшихся чересчур яркими серых глазах пылали все огни Обливиона.
- Это МОЙ кот.
***
От хижины парочка шла рука об руку. Точнее, Шалотт вцепилась в Вашу так, как будто вот-вот отнимут и теперь слегка опиралась на его плечо, точно у неё кружилась голова. Каджит же совсем не возражал. Человек была тёплой. После всего пережитого сегодня Ваша уже успел ужасно по этому соскучиться. Может, каджиты и умели принять смерть достойно, но это не означало, что они только и ждали возможности показать своё умение.
А в этот раз смерть подобралась очень близко. Ваша на самом деле далеко не каждый день жил в её тени, чтобы привыкнуть к такому положению дел. Недалекие рубаки-наёмники - это одно, от них и ускользнуть несложно, предварительно подрезав кошелек с авансом за собственную голову и прихватив записку от заказчика – на память.
Здесь же все было иначе. Как только Ваша понял, что узел на путах слишком крепкий и сложный, чтобы его развязать, и что имеет дело с настоящими убийцами, мастерами своего дела, то всерьёз приготовился к худшему.
Поэтому, обычно быстро ко всему приспосабливающемуся каджиту, до сих пор было слегка не по себе.
Может быть, к этому также имело отношение зрелище, открывшееся ему, когда с головы спешно стянули мешок – по крайней мере, Ваше как-то сходу захотелось не то, что надеть его обратно, а залезть туда полностью и только после уже порадоваться родному перекошенному лицу. Ибо если твоя подруга способна сотворить ТАКОЕ с лидером Темного Братства, то стоит ли гадать, что же, что она может сделать с тобой? Особенно после долгих, упорных и, судя по внешнему виду, нелегких и трудоёмких поисков.
Но, слава всем богам, обошлось. Кажется.
- Такой замечательный свиток был. Самый лучший, - вдруг подала голос Шалотт. Ваша повернулся в её сторону. Маг устало посмотрела на него из-под темной растрепанной челки.
- Вызов дремора. Всю выручку за него выложила, - сообщила она с трагичной беспристрастностью, как бы конкретно ни в чём не обвиняя, но наряду с этим намекая, что даже если кое-кто успешно сдаст скупщику наворованное, включая свою богатую одежку, и заложит душу даэдра, всё равно не расплатится.
- Я достану тебе новый, - незамедлительно пообещал Ваша. Шалотт только дернула плечом. Каджит заметил, что нижняя губа у неё вся искусана, а запах тины и легкой гнильцы перебивает все привычные.
И ноги ещё насквозь промочила в этой сырости, подумал он. Надо будет убедиться, что она вечер проведёт, не швыряя огненные стрелы в пеньки на поляне, а у себя, под покрывалом и возле натопленного очага. Причём убедиться лично – ему самому не помешало бы отсидеться в тепле и покое, под сухой крышей.
- Зачем мне краденое? Не рискуй почем зря, - прежде чем Ваша успел возразить, человек подарила ему ещё один пристальный взгляд. – И не надо только возмущаться, ладно?
Передо мной-то можно не ломать комедию. Особенно после этого.
Девушка выразительно кивнула им за спины, а Ваша на мгновение оглянулся, как будто по-прежнему мог увидеть стены злосчастного дома позади, но разглядел только вьющуюся струйку черного дымка, уходящую в наполняющееся сизой голубизной утреннее небо.
- Надеюсь, хоть там ты свой фарс про убийцу, растлителя и крупную шишку не разыгрывал? – как бы между делом поинтересовалась Шалотт. – Или ума не хватило?
Каджит дернул ухом. Конечно же, разыгрывал. В тот момент он решил, что скалиться в невидимое лицо своей погибели, играть привычную роль до конца будет лучше, чем молить о пощаде и сыпать оправданиями - Ваша совершенно не верил, что даже если выбор падет не на него, ему позволят уйти. В наличии контракта-другого от доброжелателей, которых Ваша разлучил с ценными вещичками, он не сомневался. Так к чему бесплодные признания и покаяния?
Зато если бы Шалотт когда-нибудь узнала, как он умер, то кляла его в голос, называла вшивым кошаком, дрянной шкурой, брехливым каджитом, но только не разочаровалась в нём по-настоящему. Возможно, глупое желание, однако Ваше показалось очень важным, что будет хоть кто-то, кто подумает о нем после смерти. Пусть даже и не самое лестное, зато от всей души.
- Не думаю, что моя честность бы для них что-то решила, - исчерпывающе ответил каджит. Шалотт издала сухой смешок.
- О да. Если я тебе порой верю с трудом…- философски заключила она, глядя под ноги.
- Но ты просто учти на будущее, что если продолжишь заливать свои басни, всё равно скоро снова очнешься в каком-нибудь подвале с завязанными глазами. А я не приду, - она помедлила и по-каджитски непринужденно добавила, подняв взор на Вашу, - Или же приду, но ты этому будешь не рад. Ясно?
Ваша посмотрел в её глаза. Всё-таки, неправы те, кто говорят, мол, серый - скучный и невыразительный цвет. Они просто не видели, как меняются его многочисленные оттенки. В гневе это затянутое грозовыми тучами небо Скайрима перед вспышкой первой молнии, в радости и спокойствии – купающийся в солнечных лучах опал, в тревоге – искрящаяся сталь.
Сейчас это был особый серый. Утомленный серый. Серый, который одновременно укорял, предупреждал и вместе с этим равнодушно отмечал «А, что толку тебе говорить…». И от этого – невероятно, но факт – становилось стыдно. Хотелось баловать, дарить цветы, всячески заботиться и вообще – быть самым-самым, лишь бы в этом сером не прибавлялось безразличия. Казалось бы, ничего особого не потеряешь – можно найти и у кого погреться, и где по шерстке погладят, и от некоторых подарков отказываться не станут, потому что они совсем недавно принадлежали кому-то другому (особенно если эти подарки из чистого золота и их можно носить на шее или на пальце и хвастаться подружкам). Но вот таких удивительно серых глаз у этой другой не будет. И вряд ли эта другая окажется настолько же упорной, чтобы придти за ним даже через слякотные болота к главе одной из самых мистических и страшных гильдий Тамриэля – чтобы спасти или чтобы успеть убить первой, неважно. Главное – придти.
С самым честным и понятливым видом каджит кивнул. Шалотт недоверчиво изогнула бровь, а затем поджала губы, качнула головой, и вздохнула-припечатала:
- Кошак брехливый.
И ещё крепче сжала его локоть.
- Вот серьёзно. Постоянно пропадаешь неизвестно где, а когда приходишь, мне доводится выгонять особо ретивых наёмников по твою душу и быть бесплатным целителем для твоей подпорченной шкурки. Воруешь, так ещё и корчишь из себя авторитета. Да даже когда ты спишь, под тобой почему-то оказываются все мои чертежи и свитки! Линяешь по всем углам, царапаешься, жуков ешь иногда – хотя это ещё ничего, видел бы ты, что алхимики пробуют…
Ваша довольно прищурился. Обвинения звучали буднично, почти по-домашнему и ласкали слух больше самых сладких комплиментов. Вот кто ещё будет так хорошо его знать?
- Все мои советы пропускаешь мимо ушей, - продолжала прозаично перечислять Шалотт. - Самодовольный, нахальный, эгоистичный…Вот кто ты после этого?
- Твой кот? – мурлыкнув, предположил Ваша. Человек помолчала, задумчиво нахмурилась. И усмехнулась.
- А куда ты денешься?
- Никуда, - незатейливо согласился каджит и вновь ласково зажмурился при виде солнца, улыбнувшемуся ему через опаловую призму.
Всё же, люди были удивительной расой. Могли неоднократно повторять, какая ты распоследняя скотина – и первыми приходить на помощь в самый накаленный момент. Или же клясться в верности, говорить мягко и вкрадчиво, как та убийца – и вонзить кинжал в спину. Воспитывали к себе большую – и, по мнению, Ваши – совершенно ненужную щепетильность к чужому, зато за своё боролись чуть ли не яростней каджитов. Много думали, но часто не решались сделать и половины из того, что приходило к ним в голову, то откладывая на потом, то просто отказавшись после вторичных размышлений, то вовсе и не вовремя передумывали. Или вовремя.
А ещё жалуются, что каджитов сложно понять…
***
В это время, в теперь уже по-настоящему опустевшем и всеми забытом домишке на болоте раздался звук. Примечательным в нем являлось то, что он первым нарушил воцарившееся в стенах хижины безмолвие и исходил он из-под обломков двери. Обломки зашевелились, а потом, как будто решив, что опасность миновала, с блаженным треском отпали.
С приглушенным стоном и скрипом следом за ними от стены тяжело отлепился светловолосый широкоплечий мужчина и кулем рухнул на пол. С большим трудом и легким опасением, кабы на него не рухнуло что-нибудь ещё, он уселся и осмотрелся вокруг мутными глазами. Башка раскалывалась как после хорошей попойки, под час которой к нему подкралось по драугру-военачальнику и Крикнуло в оба уха. Воспоминания витали в головокружительной дымке, а реальность норовила сплясать джигу каждый раз, когда пострадавший старался на ней сосредоточиться.
Пытаясь как-то восстановить в памяти события, он посмотрел направо. Там, у стены, издавая отчетливый запах гари, недвижимо лежало нечто обугленное и отдаленно напоминающее человеческое тело. Слева он нашёл лишь валяющиеся на полу обрывки верёвок и мешки. В плохенькой крыше зияла свежепроделанная дыра с дымящимися подпаленными краями. Бревенчатые стены в некоторых местах тихо тлели. На стене позади него красовалась вмятина в форме распростертого верзилы в рогатом шлеме. В углу покоились останки разгромленного шкафа.
Сложная головоломка в гудящей голове начала потихоньку складываться.
За неимением возможности почесать в затылке, мужчина поскреб шлем с обломанным рогом, выдернул из плеча пару щепок и ругнулся. Затем, он кое-как поднялся, поискал взглядом свой топор. Подобрав обнаружившееся неподалеку оружие с пола, воин, с подозрением озираясь и слегка пошатываясь, побрёл к сиротливо сквозящему дверному проёму, не забыв предварительно обыскать горелое подобие тела на предмет ценностей.
Понимать, что происходит, он перестал ещё тогда, когда странная баба в чёрном растолкала его в этой глуши и начала втолковывать про неоплаченные долги перед семьей. Что уж говорить о внезапно набросившейся на него двери и последующей вспышке забвения?
Но какое-то смутное чувство подсказывало грозному воителю, что в последний раз он был так беспомощно и грандиозно близок к собственной кончине, когда проклятый дракон вломился на казнь.
@темы: Skyrim, Мир TES, Творчество
-
-
11.05.2012 в 07:49-
-
11.05.2012 в 12:38И кстати, в Скайрме нет носок. В лучшем случае какие-нибудь обмотки.
-
-
11.05.2012 в 16:10Aihito, видно, моя фантазия на тему оказалась уж слишком вольной) Однако хорошо, что негативное впечатление ограничилось только зевотой))
Насчет отсутствия носков (и траурных венков) в Скайриме я знаю, но ножные обмотки как-то не звучали.
-
-
11.05.2012 в 21:42